«Белая гвардия» и «Дни Турбиных. Сопоставительный анализ прозаических образов романа "белая гвардия" и драматических "дни турбиных"

Булгаков как драматург

Сегодня мы чуть ближе познакомимся с творческой деятельностью Михаила Афанасьевича Булгакова - одного из известнейших писателей-драматургов прошлого века. Он родился 3 мая 1891 года в Киеве. На время его жизни выпали большие перемены в устройстве российского общества, что было отражено во многих произведениях Булгакова. Его неслучайно считают наследником лучших традиций русской классической литературы, прозы и драматургии. Мировую известность он приобрёл благодаря таким произведениям, как «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце» и «Роковые яйца».

Три произведения Булгакова

Особое место в творчестве писателя занимает цикл из трёх произведений: роман «Белая гвардия» и пьесы «Бег» и «Дни Турбиных» , основанные на реальных событиях. Идею Булгаков позаимствовал из воспоминаний об эмиграции своей второй жены - Любови Евгеньевны Белозерской. Часть романа «Белая гвардия» была впервые опубликована в журнале «Россия» в 1925 году.

В начале произведения описываются события, происходящие в семье Турбиных, но постепенно через историю одной семьи раскрывается жизнь всего народа и страны, и роман приобретает философский смысл. Идёт повествование о событиях гражданской войны 1918 года в Киеве, оккупированном немецкой армией. В результате подписания Брестского мира он не попадает под власть большевиков и становится прибежищем множества русских интеллигентов и военных, которые бегут из большевистской России.

Алексей и Николка Турбины, как и другие жители Города, идут добровольцами в отряды защитников, а Елена, их сестра, оберегает дом, который становится прибежищем бывших офицеров русской армии. Отметим, что Булгакову важно не только описать происходивший переворот в истории, но и передать субъективное восприятие гражданской войны, как некой катастрофы, в которой нет победителей.

Изображение социального катаклизма помогает раскрыть характеры - кто-то бежит, кто-то предпочитает смерть в бою. Часть командиров, понимая бессмысленность сопротивления, распускают своих бойцов по домам, другие деятельно организуют сопротивление и гибнут вместе с подчиненными. А ещё - во времена великих исторических переломов люди не перестают любить, верить, беспокоиться о близких. Вот только решения, которые им приходится принимать ежедневно, имеют иной вес.

Персонажи произведений:

Алексей Васильевич Турбин - врач, 28 лет.
Елена Турбина-Тальберг - сестра Алексея, 24 года.
Николка - унтер-офицер Первой пехотной дружины, брат Алексея и Елены, 17 лет.
Виктор Викторович Мышлаевский - поручик, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии.
Леонид Юрьевич Шервинский - бывший лейб-гвардии уланского полка поручик, адъютант в штабе генерала Белорукова, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии, давний поклонник Елены.
Федор Николаевич Степанов (Карась) - подпоручик артиллерист, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии.
Най-Турс - полковник, командир подразделения, где служит Николка.

Прообразы персонажей и историческая основа

Важным аспектом является автобиографичность романа. Хотя рукописи и не сохранились, булгаковеды проследили судьбу многих персонажей и доказали почти документальную точность описываемых автором событий. Прототипами главных героев в романе стали родственника самого писателя, а декорациями - Киевские улицы и его собственный дом, в котором он провел юные годы.

В центре композиции находится семья Турбиных. Достаточно широко известно, что ее основными прототипами являются члены семьи самого Булгакова, однако в целях художественной типизации Булгаков намеренно сократил их число. В главном герое, Алексее Турбине, можно узнать самого автора в годы, когда он занимался врачебной практикой, а прототипом Елены Тальберг-Турбиной, сестры Алексея, можно назвать сестру Булгакова, Елену. Примечателен еще тот факт, что девичья фамилия бабушки Булгакова - Турбина.

Ещё одним из главных героев является поручик Мышлаевский – друг семьи Турбиных. Он офицер, преданно защищающий свое отечество. Именно поэтому поручик записывается в мортирный дивизион, где оказывается самым подготовленным и жестким офицером. По версии булгаковеда Я. Ю. Тинченко, прототипом Мышлаевского стал друг семьи Булгаковых, Пётр Александрович Бржезицкий. Он был офицером-артиллеристом и участвовал в тех же событиях, про которые рассказывал в романе Мышлаевский. Верными офицерской чести в романе остаются и остальные друзья Турбинных: Степанов-Карась и Шервинский, а также полковник Най-Турс.

Прообразом поручика Шервинского послужил ещё один друг Булгакова - Юрий Леонидович Гладыревский, певец-любитель, который служил (правда, не адъютантом) в войсках гетмана Скоропадского, впоследствии он эмигрировал. Прототипом Карася, предполагают, был приятель Сынгаевских.

Связывает три произведения роман «Белая гвардия», который послужил основой для пьесы «Дни Турбиных» и последующих нескольких постановок.

«Белая гвардия», «Бег» и «Дни Турбиных» на сцене

После того, как часть романа напечатали в журнале «Россия», МХАТ предложил Булгакову написать пьесу по «Белой гвардии». Так родились «Дни Турбиных». В ней главный герой Турбин вбирает в себя черты трех героев из романа «Белая гвардия» - самого Алексея Турбина, полковника Малышева и полковника Най-Турса. Юноша по роману - врач, в пьесе же он является полковником, хотя данные профессии совершенно различны. Кроме того, один из героев, Мышлаевский, не скрывает, что он профессиональный военный, так как не хочет оказаться в стане побежденных. Сравнительно легкая победа красных над петлюровцами производит на него сильное впечатление: «Вот эти двести тысяч пятки салом подмазали и дуют при одном слове "большевики"». При этом Мышлаевский даже не задумывается о том, что ему придется сражаться со своими вчерашними друзьями и товарищами по оружию - например, с капитаном Студзинским.

Одним из препятствий в точной передаче событий романа является цензура.

Что касается пьесы «Бег», в ее сюжетную основу легла история побега гвардейцев из России в годы Гражданской войны. Начинается все на севере Крыма, а заканчивается в Константинополе. Булгаков описывает восемь снов. Этот приём используется им для передачи чего-то нереального, того, во что сложно поверить. Герои разных сословий бегут от самих себя и обстоятельств. Но это Бег не только от войны, но и к любви, которой так не хватает в суровые годы войны...

Экранизации

Разумеется, посмотреть на этот удивительный сюжет можно было не только на сцене, но и, в конечном счёте, в кино. Экранизация пьесы «Бег» увидела свет в 1970 году в СССР. В основу сценария легли произведения «Бег», «Белая гвардия» и «Черное море». Фильм состоит из двух серий, режиссёрами являются А. Алов и В. Наумов.

Ещё в 1968 году был снят фильм по мотивам пьесы «Бег» в Югославии, режиссер - З. Шотра, и в 1971 – во Франции, режиссёром стал Ф. Шулиа.

Роман «Белая гвардия» послужил основой для создания одноименного телесериала, который вышел на экраны в 2011 году. В главных ролях: К. Хабенский (А. Турбин), М. Пореченков (В. Мышлаевский), Е. Дятлов (Л. Шервинский) и другие.

Ещё один трёхсерийный художественный телевизионный фильм «Дни Турбиных» был сделан в СССР в 1976 год. Ряд натурных съёмок фильма был сделан в Киеве (Андреевский спуск, Владимирская горка, Мариинский дворец, Софийская площадь).

Произведения Булгакова на сцене

Сценическая история булгаковских пьес была непростой. В 1930 году его произведения перестали печатать, пьесы изъяли из репертуаров театров. Были запрещены к постановке пьесы «Бег», «Зойкина квартира», «Багровый остров», а спектакль «Дни Турбиных» снят с показа.

В этом же году Булгаков пишет брату Николаю в Париж о неблагоприятной для себя литературно-театральной ситуации и тяжёлом материальном положении. Тогда же он отправляет письмо правительству СССР с просьбой определить его судьбу - либо дать право эмигрировать, либо предоставить возможность работать во МХАТе. Булгакову звонит сам Иосиф Сталин, который рекомендует драматургу обратиться с просьбой зачислить его во МХАТ. Однако в своих выступлениях Сталин соглашался: «Дни Турбиных» - «антисоветская штука, и Булгаков не наш» .

В январе 1932 года Сталин вновь разрешил постановку «Дней Турбиных», и до войны она больше не запрещалась. Правда, ни на один театр, кроме МХАТа, это разрешение не распространялось.

Спектакль играли до начала Великой Отечественной войны. При бомбардировке Минска в июне 1941 года, когда МХАТ был на гастролях в Белоруссии, декорации сгорели.

В 1968 году режиссер, Народный артист РСФСР Леонид Викторович Варпаховский, вновь поставил «Дни Турбиных».

В 1991 году «Белая гвардия» в режиссуре Народной артистки СССР Татьяны Васильевны Дорониной в очередной раз вернулась на сцену. Спектакль пользовался большим успехом у зрителей. Подлинные актерские удачи В. В. Клементьева, Т. Г. Шалковской, М. В. Кабанова, С. Э. Габриэляна, Н. В. Пенькова и В. Л. Ровинского открывали зрителям 1990-х годов драматизм революционных лет, трагедию разорения и потерь. Беспощадная жестокость революционной ломки, всеобщее разрушение и развал ворвались в жизнь.

«Белая гвардия» воплощает благородство, честь, достоинство, патриотизм и осознание собственного трагического конца.

Сочинение

В центре внимания романа Булгакова «Белая гвардия» — повествование о дружной и интеллигентной семье. Алексей, Елена, Николка Турбины втянуты в водоворот драматичных и судьбоносных событий зимы 1918−1919 годов в Киеве. Анализируемая сцена в Александровской гимназии (главы 6, 7) — момент, когда гражданская война становится реальной угрозой, а не пушечными выстрелами где-то вдалеке, когда войска Петлюры приближаются к Городу.

В начале романа писатель показывает, как Алексей и Николка Турбины, их близкие и друзья пытаются организовать оборону города, но после визита в дивизион полковника Малышева их попытки терпят неудачу.

Полковник Малышев пытается спасти своих подчиненных от бессмысленной гибели, он приказывает распустить артдивизион по домам. Юнкера и офицеры, до этого готовившиеся к бою, бурно запротестовали. После агрессивной выходки одного из прапорщиков, предлагающего арестовать командира дивизиона, Малышев зло и властно объявляет обстановку, сообщает о предательстве гетмана («Бежал, как последняя каналья и трус») и командующего армией генерала от кавалерии Белорукова («…бежал туда же, куда и гетман, то есть в германский поезд…»).

На Город наступает стотысячная армия петлюровцев. Ей бессильны противостоять разрозненные, разбитые части несчастных офицеров и юнкеров, брошенных «штабными мерзавцами». Обманутые генштабом и союзниками, Турбины и защитники гимназии получаются заложниками собственной присяги и чувства чести. Мышлаевский предлагает уничтожить орудия, склады боеприпасов, но полковник его останавливает, возражая: «Господин поручик, Петлюре через три часа достанутся сотни живых жизней, и единственно, о чем я жалею, что ценой своей жизни и даже вашей, еще более дорогой, конечно, их гибели приостановить не могу. О портретах, пушках и винтовках попрошу вас более со мной не говорить».

В этом эпизоде мы видим, что защитники Города — патриоты. Они готовы до последнего сражаться за город, хотя и не понимают до конца, за что, против кого и зачем нужна эта борьба. Несмотря на предательство гетмана, на безвыходное положение, значительный перевес сил в пользу Петлюры, юнкера и офицеры готовы пойти против полковника, но остаться в Городе.

Также в эпизоде раскрывается характер Малышева. Он не менее патриотичен, чем офицеры, но более опытен. Герой понимает, что сражаться бесполезно, и, несмотря на чувство долга и чести, жизни молодых военных оказываются ему дороже. Читая этот эпизод, чувствуешь силу воли и характера полковника и, вместе с тем, его доброжелательность и справедливость. Он не испугался агрессии прапорщика, не ответил угрозой на угрозу. Вместо этого герой изложил все факты и дал понять присутствующим, что сражаться против Петлюры бесполезно: «на подступах к городу свыше чем стотысячная армия… Я, кадровый офицер, вынесший войну с германцами, на свою совесть беру и ответственность, все! все! Вас предупреждаю! Вас посылаю домой!..».

Смелость и верность присяге, которые демонстрируют офицеры, пытающиеся арестовать полковника Малышева, прямолинейны и неумны. Напротив, кажущаяся трусость полковника оборачивается спасением сотен юных жизней его подчинённых. Булгаков наглядно демонстрирует, что привычные стереотипы поведения, штампованные представления о чести и воинском долге, о присяге могут обратиться в собственную противоположность, если они оторваны от реальной жизни, если они не подкреплены информацией о происходящих событиях.

В анализируемом эпизоде отсутствует упоминание о народе и судьбе белого движения на Дону, но сцена в Александровской гимназии, роспуск дивизиона по домам оказывается своего рода кульминацией назревающих событий, дает зримое представление о внутреннем крахе гетмановщины, основанной на обмане, подлоге, предательстве.

Также в этом эпизоде мы видим дом Турбиных с его обычным спокойствием, теплой и по-домашнему уютной обстановкой. Булгаков не дает развернутой картины этого дома, а лишь описывает отдельные детали, которые подчеркивают его уют — «кремовые шторы на окнах, часы… тонк-танк и много-много книг». Эта обстановка, знакомая с детства, умиротворяет, внушает спокойствие и уверенность, что вскоре все успокоится, надо лишь пережить это сложное время.

7-я глава заканчивается диалогом Мышлаевского и Карася о том, что «к Турбиным сегодня не попадем. … Едем к себе на квартиру». Этот эпизод и является тем переломным моментом, с которого заканчивается спокойная, мирная жизнь даже в доме Турбиных. После сцены в гимназии и роспуска дивизиона их семье начинают нарастать драматические события: ранен Алексей, едва не гибнет Николка, Елена жестоко обижена мужем, бежавшим вместе со штабом и немцами.

В этом и заключается роль анализируемого эпизода в романе: именно в этих главах происходят перемены по всем сюжетным линиям произведения. Гетмановщина, погрязшая в предательстве и обмане, терпит крах, Город оказывается перед лицом реальной опасности. Жизнь, собственная и своих подопечных, становится для полковника Малышева важнее долга, чести и борьбы за неизвестные ценности. Гражданская война постепенно подходит к Городу и к дому Турбинных и ставит крест на спокойствии и мире.

Другие сочинения по этому произведению

«Дни Турбины́х » - пьеса М. А. Булгакова , написанная на основе романа «Белая гвардия» . Существует в трёх редакциях.

История создания

3 апреля 1925 года Булгакову во МХАТе предложили написать пьесу по роману «Белая гвардия». Работу над первой редакцией Булгаков начал в июле 1925 года. В пьесе, как и в романе, Булгаков основывался на собственных воспоминаниях о Киеве времён Гражданской войны . Первую редакцию автор прочёл в театре в начале сентября того же года, 25 сентября 1926 года пьеса была разрешена к постановке.

В дальнейшем она неоднократно редактировалась. В настоящее время известны три редакции пьесы; две первые имеют то же название, что и роман, однако из-за проблем с цензурой его пришлось сменить. Название «Дни Турбиных» использовалось и для романа. В частности, первое его издание (1927 и 1929 гг., издательство «Concorde», г. Париж) было озаглавлено «Дни Турбиных (Белая гвардия)» . Среди исследователей не существует единого мнения относительно того, какую редакцию считать последней . Одни указывают на то, что третья появилась в результате запрета второй и поэтому не может считаться окончательным проявлением авторской воли. Другие утверждают, что именно «Дни Турбиных» должны быть признаны основным текстом, поскольку по ним уже много десятилетий играют спектакли. Рукописи пьесы не сохранились. Третья редакция впервые опубликована Е. С. Булгаковой в 1955 году . Вторая редакция впервые увидела свет в Мюнхене .

В 1927 году проходимец З. Л. Каганский объявил себя правообладателем на переводы и постановку пьесы за границей. В связи с этим М. А. Булгаков 21 февраля 1928 года обратился в Моссовет с просьбой о разрешении выехать за границу для переговоров о постановке пьесы. [ ]

Действующие лица

• Турбин Алексей Васильевич - полковник-артиллерист, 30 лет.
• Турбин Николай - его брат, 18 лет.
• Тальберг Елена Васильевна - их сестра, 24 года.
• Тальберг Владимир Робертович - генштаба полковник, её муж, 38 лет.
• Мышлаевский Виктор Викторович - штабс-капитан , артиллерист, 38 лет.
• Шервинский Леонид Юрьевич - поручик , личный адъютант гетмана .
• Студзинский Александр Брониславович - капитан, 29 лет.
• Лариосик - кузен из Житомира , 21 год.
• Гетман всея Украины (Павел Скоропадский).
• Болботун - командир 1-й конной петлюровской дивизии (прототип - Болбочан).
• Галаньба - сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
• Ураган.
• Кирпатый.
• Фон Шратт - германский генерал.
• Фон Дуст - германский майор.
• Врач германской армии.
• Дезертир-сечевик.
• Человек с корзиной.
• Камер-лакей.
• Максим - бывший гимназический педель , 60 лет.
• Гайдамак-телефонист.
• Первый офицер.
• Второй офицер.
• Третий офицер.
• Первый юнкер.
• Второй юнкер.
• Третий юнкер.
• Юнкера и гайдамаки .

Сюжет

События, описанные в пьесе, происходят в конце 1918 - начале 1919 годов в Киеве и охватывают собой падение режима гетмана Скоропадского , приход Петлюры и изгнание его из города большевиками . На фоне постоянной смены власти происходит личная трагедия семьи Турбиных, ломаются основы старой жизни.

Первая редакция имела 5 актов, а вторая и третья - только 4.

Критика

Современные критики считают «Дни Турбиных» вершиной театрального успеха Булгакова, но её сценическая судьба была сложна . Впервые поставленная во МХАТе, пьеса пользовалась большим зрительским успехом, но получила разгромные рецензии в тогдашней советской прессе. В статье журнала «Новый зритель » от 2 февраля 1927 года Булгаков отчеркнул следующее :

Мы готовы согласиться с некоторыми из наших друзей, что «Дни Турбиных» циничная попытка идеализировать белогвардейщину, но мы не сомневаемся в том, что именно «Дни Турбиных» - осиновый кол в её гроб. Почему? Потому, что для здорового советского зрителя самая идеальная слякоть не может представить соблазна, а для вымирающих активных врагов и для пассивных, дряблых, равнодушных обывателей та же слякоть не может дать ни упора, ни заряда против нас. Всё равно как похоронный гимн не может служить военным маршем.

Сам Сталин в письме к драматургу В. Билль-Белоцерковскому указывал, что пьеса нравится ему, наоборот, из-за того, что в ней показано поражение белых . Письмо было впоследствии опубликовано самим Сталиным в собрании сочинений уже после смерти Булгакова, в 1949 году:

Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбьи даже «Дни Турбиных» - рыба. (…) Что касается собственно пьесы «Дни Турбиных», то она не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: «если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным, - значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь», «Дни Турбиных» есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма.

Ну вот, посмотрели «Дни Турбиных» <…> Махонькие, из офицерских собраний, с запахом «выпивона и закусона» страстишки, любвишки, делишки. Мелодраматические узоры, немножко российских чувств, немножко музычки. Я слышу: Какого чёрта! <…> Чего достиг? Того, что все смотрят пьесу, покачивая головами и вспоминают рамзинское дело …

- «Когда я буду вскоре умирать…» Переписка М. А. Булгакова с П. С. Поповым (1928-1940). - М.:ЭКСМО, 2003. - С. 123-125

Для Михаила Булгакова, перебивавшегося случайными заработками, постановка в МХАТе была едва ли не единственной возможностью содержать семью.

Постановки

• - МХАТ. Режиссёр Илья Судаков , художник Николай Ульянов , художественный руководитель постановки К. С. Станиславский . Роли исполняли: Алексей Турбин - Николай Хмелёв , Николка - Иван Кудрявцев , Елена - Вера Соколова, Шервинский - Марк Прудкин , Студзинский - Евгений Калужский , Мышлаевский - Борис Добронравов , Тальберг - Всеволод Вербицкий , Лариосик - Михаил Яншин , Фон Шратт - Виктор Станицын , фон Дуст - Роберт Шиллинг , Гетман - Владимир Ершов , дезертир - Николай Титушин , Болботун - Александр Андерс , Максим - Михаил Кедров , также Сергей Блинников , Владимир Истрин , Борис Малолетков , Василий Новиков . Премьера состоялась 5 октября 1926 года .

В исключённых сценах (с пойманным петлюровцами евреем, Василисой и Вандой) должны были играть Иосиф Раевский и Михаил Тарханов с Анастасией Зуевой , соответственно.

Машинистка И. С. Раабен (дочь генерала Каменского), которая печатала роман «Белая гвардия» и которую Булгаков пригласил на спектакль, вспоминала: «Спектакль был потрясающий, потому что всё было живо в памяти у людей. Были истерики, обмороки, семь человек увезла скорая помощь, потому что среди зрителей были люди, пережившие и Петлюру, и киевские эти ужасы, и вообще трудности гражданской войны…»

Публицист И. Л. Солоневич впоследствии описывал неординарные события, связанные с постановкой:

… Кажется, в 1929 году Московский художественный театр ставил известную тогда пьесу Булгакова «Дни Турбиных». Это было повествование об обманутых белогвардейских офицерах, застрявших в Киеве. Публика Московского художественного театра не была средней публикой. Это было «отбор». Билеты в театры распределялись профсоюзами, и верхушка интеллигенции, бюрократии и партии получала, конечно, лучшие места и в лучших театрах. В числе этой бюрократии был и я: я работал как раз в том отделе профсоюза, который эти билеты распределял. По ходу пьесы, белогвардейские офицеры пьют водку и поют «Боже, Царя храни! ». Это был лучший театр в мире, и на его сцене выступали лучшие артисты мира. И вот - начинается - чуть-чуть вразброд, как и полагается пьяной компании: «Боже, Царя храни»…

И вот тут наступает необъяснимое: зал начинает вставать . Голоса артистов крепнут. Артисты поют стоя и зал слушает стоя: рядом со мной сидел мой шеф по культурно-просветительной деятельности - коммунист из рабочих. Он тоже встал. Люди стояли, слушали и плакали. Потом мой коммунист, путаясь и нервничая, пытался мне что-то объяснить что-то совершенно беспомощное. Я ему помог: это массовое внушение. Но это было не только внушением.

За эту демонстрацию пьесу сняли с репертуара. Потом попытались поставить опять - причём от режиссуры потребовали, чтобы «Боже Царя храни» было спето, как пьяное издевательство. Из этого ничего не вышло - не знаю, почему именно - и пьесу сняли окончательно. Об этом происшествии в своё время знала «вся Москва».

- Солоневич И. Л. Загадка и разгадка России. М.: Издательство «ФондИВ», 2008. С.451

После снятия с репертуара в 1929 году спектакль был возобновлён 18 февраля 1932 года и сохранялся на сцене Художественного театра вплоть до июня 1941 года . Всего в 1926-1941 годах пьеса прошла 987 раз.

М. А. Булгаков писал в письме П. С. Попову 24 апреля 1932 года о возобновлении спектакля:

От Тверской до Театра стояли мужские фигуры и бормотали механически: «Нет ли лишнего билетика?» То же было и со стороны Дмитровки.
В зале я не был. Я был за кулисами, и актёры волновались так, что заразили меня. Я стал перемещаться с места на место, опустели руки и ноги. Во всех концах звонки, то свет ударит в софитах, то вдруг, как в шахте, тьма, и <…> кажется, что спектакль идёт с вертящей голову быстротой… Топорков играет Мышлаевского первоклассно… Актёры волновались так, что бледнели под гримом, <…> а глаза были замученные, настороженные, выспрашивающие…
Занавес давали 20 раз.

- «Когда я буду вскоре умирать…» Переписка М. А. Булгакова с П. С. Поповым (1928-1940). - М.:ЭКСМО, 2003. - С. 117-118

• 2013 -

Драматургическая организация романного эпоса

М. А. Булгакова («Белая гвардия»)

Е.В. Пономарева

Родовая двусоставность, двуплановость, понимаемая как синтез драматического и эпического начал, присуща большинству произведений

М.А. Булгакова и может быть квалифицирована как особенность художественной манеры, специфического способа миромоделирования, присущего художнику. Применительно к прозе писателя можно говорить о диалогическом соотношении родовых начал (эпоса и драмы), а также видов искусства (литературы и театра; литературы и кинематографа). Этот диалог, как правило, фиксируется на каждом из трех уровней жанровой модели: концептуальном; уровнях внешней и внутренней формы произведения.

Синтезирование эпического и драматического начал не являлось для писателя простым экспериментом: соединение элементов эпоса и драмы в рамках эпического произведения позволяло объединить прежде всего смысловые константы, обусловленные природой каждого из родов литературы. Событийность, повествовательность и объективность - черты, которые по Гегелю, определяют содержание эпоса, М.А. Булгаков органично соединяет со специфическими чертами миромоделирования, предназначенными для сценического воплощения. Характеризуя творчество великого писателя, можно объективно констатировать, что созданные им драмы, бесспорно, несут на себе черты эпического полотна, и в свою очередь, проза, напротив, обладает чертами сценичности, драматургической природой . Художественными образцами, репрезентирующими эти явления, являются роман «Белая гвардия» и его «сценический двойник» - пьеса «Дни Турбиных» . Про-демонстрируем действие этих механизмов, опираясь на анализ романа «Белая гвардия».

Текст эпического произведения перенасыщен элементами, имитирующими драматургические, выступающими в функции рамочного комплекса драмы - ремарки, занавеса, границы сцен. В романном тексте писатель использует подобие драматургической афиши - фиксирует ключевые характеристики героев: «Алексею Васильевичу Турбину, старшему - молодому врачу - двадцать восемь лет. Елене - двадцать четыре. Мужу ее, капитану Тальбергу - тридцать один, а Николке - семнадцать с половиной» ; создает подобие ремарок, предваряющих «действие»: «Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как тридцать лет назад: тонк-танк. Старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких новых туфлях, в любимой позе - в кресле с ногами. У ног его на скамеечке Николка с вихром, вытянув ноги почти до буфета,- столовая маленькая. Ноги в сапогах с пряжками <…> Старший бросает книгу, тянется» .

В таких «эпических ремарках» автор выступает и как режиссер, «дающий советы, комментарии героям»: «Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них зажигается огонек, в жилах - жар. Но тихонько, господа, тихонько, тихонечко» . Скупость», телеграфность, отсутствие описательности - устойчивая стилевая черта фрагментов, содержащих подобие ремарки; при этом графически такие фрагменты соотносимы с оформлением драматического текста: «Приезжает эта лахудра - полковник Щеткин и говорит (тут Мышлаевский перекосил лицо, стараясь изобразить ненавистного ему полковника Щеткина, и заговорил противным, тонким и сюсюкающим голосом): «Господа офицеры, вся надежда Города на вас. <…> Через шесть часов дам смену. Но патроны прошу беречь..» (Мышлаевский заговориил своим обыкновенным голосом)…» ; «О ком же? (бас, шепот). Ук-раинской народной Республике? - А черт ее знает… (шепот)…» . При помощи нагнетания специфических деталей писателю удается организовать сценическое пространство: «Вот этот изразец, и мебель старого красного бархата, и кровати с блестящими шишечками, потертые ковры, пестрые и малиновые, с соколом на руке Алексея Михайловича, с Людовиком XIV, нежащимся на берегу шелкового озера в райском саду, ковры турецкие с чудными завитушками на восточном поле, что мерещились маленькому Николке в бреду скарлатины, бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьер…» . Одной из ключевых сценических смыслообразующих деталей в произведении является печь. Причем эта графически воссозданная деталь организована таким образом, что читатель буквально «видит» печь, а не просто читает надписи:

«Замечательная печь на своей ослепительной поверхности несла следую-щие

исторические записи и рисунки, сделанные в разное время восемнадцатого

года рукою Николки тушью и полные самого глубокого смысла и значения:

«Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, - не верь.

Союзники - сволочи. Он сочувствует большевикам».

Рисунок: рожа Момуса.

«Улан Леонид Юрьевич».<…>

Рисунок красками: голова с отвисшими усами, в папахе с синим хвостом.

«Бей Петлюру!» <…>

Печатными буквами, рукою Николки:

«Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой

расстрела всякого товарища с лишением прав. Комиссар Подольского райкома.

Дамский, мужской и женский портной Абрам Пружинер,

Разрушающиеся, деформирующиеся детали - примета трансформирующегося против воли героев пространства: лопнувшие стекла, разрушающийся город, разбитый сервиз, стертые записи.

Действие в романе «разыгрывается «здесь и сейчас»: используя формы настоящего времени, подробно характеризуя пространственные перемещения героев, нюансы изображаемого, автор как будто помещает читателя внутрь сцены - непосредственно в эпицентр событий, психологически устраняя таким образом «рампу»: «Алексей во тьме, а Елена ближе к окошку, и видно, что глаза ее черно-испуганы. Что же значит, что Тальберга до сих пор нет? Старший чувствует ее волнение и поэтому не говорит ни слова, хоть сказать ему и очень хочется. В Святошине. Сомнений в этом никаких быть не может. Стреляют в двенадцати верстах от города, не дальше. Что за штука Николка взялся за шпингалет, другой рукой прижал стекло, будто хочет выдавить его и вылезть, и нос расплющил. <…> Елена говорит в тревоге. Вот несчастье. <…>

В молчании вернулись в столовую. Гитара мрачно молчит. Николка из кухни тащит самовар, и тот поет зловеще и плюется. На столе чашки с нежными цветами снаружи и золотые внутри, особенные, в виде фигурных колонок» . Экспозиции мизансцен в «Белой гвардии» даются абсолютно в театральной, драматургической манере: «Елена, которой не дали опомниться после отъезда Тальберга... от белого вина не пропадает боль совсем, а только тупеет, Елена на председательском месте, на узком конце стола, в кресле. На противоположной - Мышлаевский, мохнат, бел, в халате и лицо в пятнах от водки и бешеной усталости. Глаза его в красных кольцах - стужа, пережитый страх, водка, злоба. По длинным граням стола, с одной стороны Алексей и Николка, а с другой - Леонид Юрьевич Шервинский, бывшего лейб-гвардии уланского полка поручик, а ныне адъютант в штабе князя Белорукова, и рядом с ним подпоручик Степанов, Федор Николаевич, артиллерист, он же по Александровской гимназической кличке - Ка-рась» .

Особенная роль в произведениях М.А. Булгакова отводится источ-нику освещения, который может обладать семантической значимостью (традиционно это антитеза электрический свет / абажур), а также выступать в роли «театрального прожектора», конусообразно источающего яркий свет (подобный прием является организующим в рассказе «Налет» с подзаголовком «В волшебном свете»).

Писатель создает очень точные речевые портреты героев, позво-ляющие узнавать персонажей даже без авторcкого предварения образа говорящего:

Гетман, а? Твою мать! - рычал Мышлаевский. - Кавалергард? Во дворце?

А? А нас погнали, в чем были. А? Сутки на морозе в снегу... Господи! Ведь

думал - пропадем все... К матери! На сто саженей офицер от офицера - это цепь называется? Как кур чуть не зарезали! ; «Сказав пять, Шервинский сам повесил немного голову и посмотрел кругом растерянно, как будто кто-то другой сообщил ему это, а не он сам» .

Пространство романа «костюмировано», в нем периодически возникают маски, которые Булгаков часто называет «фигура», либо харак-теризует по какой-либо значимой, ключевой детали (шинель и др.). Роль костюма смыслообразующа: при помощи таких деталей организуется концепция игры, театральности; переодевание вводится как элемент карнавальной культуры и как знак страшного, опасного и нелепого исторического карнавала (переодевание гетмана, Тальберга, сдергивание погонов и переодевание в гражданское и др.), сопровождает действие и характеризует масочность, опереточность событий (не случайно оперетка - один из ключевых словесных образов в романе; гетмана приводят к власти в цирке; все происходит как в страшном сне, нелепом театре). «Белую гвардию» объединяет трагифарсовое начало: «Но однажды, в марте, пришли в Город серыми шеренгами немцы, и на головах у них были рыжие металлические тазы, предохранявшие их от шрапнельных пуль, а гусары ехали в таких мохнатых шапках и на таких лошадях, что при взгляде на них Тальберг сразу понял, где корни. <…> - Мы отгорожены от кровавой московской оперетки, - говорил Тальберг и блестел в странной, гетманской форме дома, на фоне милых, старых обоев. Давились презрительно часы: тонк-танк, и вылилась вода из сосуда»

Реализуется мотив трагической игры, в которой человек неизменно оказывается разменной пешкой: «…нежданно-негаданно появилась третья сила на громадной шахматной доске. Так плохой и неумный игрок, отгородившись пешечным строем от страшного партнера (к слову говоря, пешки очень похожи на немцев в тазах), группирует своих офицеров около игрушечного короля. Но коварная ферзь противника внезапно находит путь откуда-то сбоку, проходит в тыл и начинает бить по тылам пешки и коней и объявляет страшные шахи, а за ферзем приходит стремительный легкий слон - офицер, подлетают коварными зигзагами кони, и вот-с, погибает слабый и сквер-ный игрок - получает его деревянный король мат» .

Реальная история изображается театральными средствами - автор развенчивает ее театральный, маскарадный характер. Трагизм заключает-ся в том, что этот карнавал, все его участники не обладают волшебной силой возрождения, как это бывает в пространстве игрового карнавала. В этой игре вещи выступают в непривычной им функции - пространство разрушается, все вокруг используется не по назначению, но это не рождает комического эффекта, а демонстрирует, опредмечивает и овнешняет идею подступившего хаоса: «Была бы кутерьма, а люди найдутся» . Булгаков традиционно «сужает» пространство, выхватывая, укрупняя образы, подчеркивая психологически значимые детали: «Господин полковник сидел в низеньком зеленоватом будуарном креслице на возвышении вроде эстрады в правой части магазина за маленьким письменным столиком. <…> Вокруг полковника царил хаос мироздания. В двух шагах от него в маленькой черной печечке трещал огонь, с узловатых черных труб, тянущихся за перегородку и пропадавших там в глубине магазина, изредка капала черная жижа. Пол, как на эстраде, так и в остальной части магазина переходивший в какие-то углубления, был усеян обрывками бумаги и красными и зелеными лоскутками материи. <…> Вторая машинка стрекотала в левой части магазина, в неизвестной яме, из которой виднелись яркие погоны вольноопределяющегося и белая голова, но не было ни рук, ни ног» .

Граница сцен выстраивается по принципу венка сонетов, Булгаков создает прозаическую «имитацию занавеса», который «закрывается» - «откры-вается» - финал одной части практически буквально воспроизводится в начале следующей: «В окнах было сине, а на дворе уже беловато, и вставал и расходился туман. - ЧАСТЬ ВТОРАЯ. - Да, был виден туман» .

В функции «занавеса», границы мизансцен выступают также сны героев, вносящие в произведение символическую стихию, переводя действие в ин-туитивно-мифологический план, позволяющие продемонстрировать работу подсознания героев (что невозможно реализовать в драме).

Одним из сквозных булгаковских образов, выходящих на первый план в романе, является метель, вьюга, исторический вихрь, вздыбивший историю, разрушающий и внешнее пространство, и жизнь человека. Образ города - один из ключевых в романе - (чего нет в пьесе) является самостоятельным героем произведения. Им открывается все действие в романе, он лейтмотивно организует все пространство произведения, дается на резких эмоциональных перепадах: от восторга, влюбленности, трепетного отношения - до страха, неприятия, подчеркивания враждеб-ности. В экспозиции он представлен в виде лирического отступления: «Как многоярусные соты, дымился и шумел и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром. Целыми днями винтами шел из бесчисленных труб дым к небу. Улицы курились дымкой, и скрипел сбитый гигантский снег…» .

Масштабы деформации этого образа поражают - город меняется, рожда-ется атмосфера сумбура, суматохи, путаница, тревожной, беспорядочной суеты: «Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка…» .

Булгаков использует сочетание планов, сталкивая прошлое / настоя-щее; внутреннее / внешнее; личностное / историческое; историческое / бы-тийное. Романная модель в большей степени позволяет воплотить такой мирообраз по сравнению с драмой. Устойчивая примета художественного мышления писателя - десакрализация - изобличение показной религиозности, в той же, а может быть, и в большей степени напоминающей маскарад, что и профанные события, окружающие героев повседневно. Перед читателем возникает страшная «постановочная» сцена, исполненная хаоса и греха»: «Сотни голов на хорах громоздились одна на другую, давя друг друга, свешивались с балюстрады между древними колоннами, расписанными черными фресками. Крутясь, волнуясь, напирая, давя друг друга, лезли к балюстраде, стараясь глянуть в бездну собора, но сотни голов, как желтые яблоки, висели тесным, тройным слоем <…> Страшные, щиплющие сердце звуки плыли с хрустящей земли, гнусаво, пискливо вырываясь из желтозубых бандур с кривыми ручками» .

Божественное начало переносится при этом в человеческую душу (Елены, Николки), либо существует за пределами города, погрязшего в кошмаре. При этом настоящая вера героев неканоничная, она очень земная. Елена интуитивно, а не затверженно выбирает слова, когда молится о спасении Алексея; Николка устраивает христианский обряд похорон Най-Турса): «И от этого Николка опять заплакал и ушел из часовни на снег. Кругом, над двором анатомического театра, была ночь, снег, и звезды крестами, и белый Млечный путь» . Похороны настоящего героя, чистого человека - Най-Турса - изображаются как сакральный обряд, данный на контрасте с показным, пафосным крестным ходом. Образ воссоздается зеркально - от тьмы - к свету, от хаоса - к порядку, от частной судьбы - к вселенской истории. Таким образом рождается мотив жизни души. В финале действие вновь из сакрального плана переводится в исторический. Соединяются все нити, пронизывающие структуру романа: и философско-сакральный, и объективно-исторический, изобразительный и выразительный лирический планы. Мощная лирическая стихия - как способ окрашивания текста определенной интонацией, лишающей его монотонности, и, конечно, как способ практически открытого проявления авторской позиции, демонстрации авторской идеи отличает «Белую гвардию» от ее «драматургического эквивалента» - «Дней Турбиных»:

«А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь?

Нет. Никто.

Просто растает снег, взойдет зеленая украинская трава, заплетет

землю... выйдут пышные всходы... задрожит зной над полями, и крови не

останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее

не будет.

Никто» .

Перевод в сакральный план, использование поэтики сна, невозможно в не-экфрастической драме, но вполне органично для эпического произведения: в финале романа М.А. Булгаков создает эффект разомкнутого действия: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?» .

Анализ романа «Белая гвардия» позволяет прийти к выводу о том, что текст произведения решен в опоре на драматургические принципы: стройность сюжета (в сочетании с разветвленностью, присущей роману), занимательность фабулы, обилие внешнего действия, четкая линия характеров, портретная (и внешняя, и речевая, и внутренняя) героев; стремление к объективности, присутствие локального (наряду с бытийным) изобразительного плана, прочерченность сюжетных линий, и если не разрешение, то приведение текста к исходной точке (своеобразная форма рондо), акцент на создании атмосферы, наличие мощной системы оппозиций, событийных и эмоциональных перепадов, позволяющих поддерживать напряжение, - драматические элементы, присутствующие в масштабном эпическом полотне М.А. Булгакова.

Пьеса имеет большее количество формальных ограничений по сравнению с романом, в котором создается мощный подтекст, выстраивается сложная смысловая вертикаль «Дом - Город - Украина - Россия - История - Вселенная», лишь намеченная, схематически данная в «Днях Турбиных». При этом центром этого мира и главной ценностной единицей авторского измерения неизменно является человек. Пьеса как камерная жанровая модель, по сравнению с романом, выполняет свою функцию, но все масштабное, панорамное остается за ее пределами, в то время как в романе этот план составляет значительную часть художественного полотна.

В пьесе «Дни Турбиных» наблюдается экономия сюжетных линий, большая степень схематизации (и события, и характеры даются концентри-рованно, усеченно - образ Алексея Турбина, например, вбирает в себя и образ самого «романного» Алексея, и Най-турса, и полковника Малышева); в романе присутствует жесткий натурализм, которого не может быть в пьесе, но это создает очень яркий, необходимый автору эмоциональный эффект. Модель романа позволяет «замедлить, растянуть планы» (детально, как бы изнутри, воссозданная сцена бегства Николки через город, поединка с дворником).

Волей художника в финале писатель приостанавливает события во времени, но воля истории диктует обратное: разрушение, крах как единст-венно возможный результат братоубийственной войны, неминуемы, укры-тие Турбиных - временно и непрочно. Рождается мотив крушения прежнего мира. Единственное, что остается героям и что вообще остается миру, чтобы не быть разрушенными до основания, - сохранить достоинство, честь, верность, чувства, преданность друг другу и своей идее. Однако и в пьесе, и в романе при очень точной прорисовке настоящего отсутствует будущее время. Не случайно и в одном, и в другом произведении все заканчивается вопросом. В будущем, скорее всего, нет места Турбиным и их близким. Этот сложный диалог с историей оказалось невозможно разрешить ни силами драмы, ни романа - слишком много тупиков оказывалось перед героями, которые, подобно чеховским персонажам, так и остались в прошлом. Самая сложная драма (история воздает не по делам, не по заслугам) оказывается открытой и не-разрешенной и в одном, и в другом произведениях.

Сегодня мы с вами начинаем разговор об одном из самых популярных, самых лучших русских писателей советского времени, о Михаиле Афанасьевиче Булгакове, и следующая наша лекция будет посвящена его итоговому роману, «Мастер и Маргарита». А сегодня мы будем говорить о первом романе Булгакова, «Белая гвардия», который был написан в середине 1920-х годов, первая часть которого была опубликована в журнале «Россия» в 1925 году, а полностью роман впервые вышел во Франции на русском языке в 1927-29 годах.

Мы уже с вами в лекциях так или иначе несколько раз заговаривали о Булгакове как о московском писателе, и это совершенно не случайно, потому что обойти эту фигуру, конечно же, невозможно, хотя сам Булгаков, как все вы, конечно, знаете, не был москвичом.

Он был киевлянином, и Киев во многие его произведения попал, и даже есть замечательная книжка киевского исследователя Мирона Семеновича Петровского о Киеве и его роли в жизни и в творчестве Булгакова. И тот роман, о котором мы сегодня будем говорить, местом его действия является Киев. В конце 1918 года в Киеве разворачивается действие «Белой гвардии».

Очень важно здесь сказать несколько слов о том, как Булгаков пришел к написанию этого текста. Во-первых, нужно, конечно, знать, что Булгаков не был сторонним наблюдателем вот в этой Гражданской войне, которая развернулась в России после октября 1917 года, и он воевал на стороне белых. И, собственно говоря, в Москву (не сразу правда, в столицу, но через Владикавказ) он уехал, отчасти заметая следы. Он решил остаться в советской России. Ему нужно было начать биографию с чистого листа. Москва была как раз таким городом, где это можно было сделать.

И, приехав в Москву, он, как многие писатели из тех, о которых мы уже говорили, - как Юрий Олеша, как Илья Ильф и как Валентин Катаев, которому специальную, отдельную лекцию мы не посвятили, но который тоже закономерно возникает все время в наших разговорах о литературе советского времени 1920-30-х годов - так вот, он, как и эти писатели, устроился работать в газету «Гудок». И так же, как Олеша, эту свою работу… А он публиковал фельетоны в газете «Гудок», и не только в этой газете, просто в «Гудке» больше всего он напечатал текстов, кажется.

Он, в отличие от Михаила Зощенко, о котором мы с вами подробно говорили и который свою фельетонную продукцию воспринимал как серьезную, большую литературу, Булгаков, как и Олеша (вот здесь опять в очередной раз удобно отметить такую разницу между петроградской и московской литературой этого времени), так вот, Булгаков эту свою работу воспринимал как абсолютную поденщину, очень ей тяготился, ругал себя в дневниках своих за то, что он себя отдает халтуре, вместо того, чтобы писать серьезные вещи. Однако если мы начнем сопоставлять его фельетоны газетные и те фельетоны, которые опубликованы в юмористических журналах, с его серьезными вещами, с «Мастером и Маргаритой», с «Записками покойника», «Театральным романом», с «Роковыми яйцами», с «Собачьим сердцем» да и с «Белой гвардией», мы увидим, что Булгаков, конечно, эту школу прошел не зря, что он очень многому научился, будучи фельетонистом, и стиль его, его тон во многом был выработан как раз в то время, когда он писал фельетоны.

В этом отношении Булгакова удобно сопоставить, конечно же, с Чеховым. Здесь можно вспомнить еще одну параллель или две параллели. Булгаков, как и Чехов, как известно, получил медицинское образование.

И, как и Чехов, Булгаков был не только прозаиком, но драматургом, и даже, как и Чехов, главным его театром в его жизни стал Художественный театр, и, как и Чехов, Булгаков работал со Станиславским. Так вот, сделав этот крен вбок, вернемся к основной теме.

Булгаков эту свою продукцию фельетонную воспринимал как то, что пишется исключительно для денег. Всерьез он писал «Белую Гвардию». Писал в довольно трудных условиях, потому что Москва в 1920-е годы жила бедно, во всяком случае, тот слой, к которому Булгаков принадлежал.

И Татьяна Лаппа, его жена с 1913 года, и которой первоначально должна была быть посвящена «Белая гвардия» (в результате она была посвящена второй жене Булгакова, Любови Белозерской), рассказывала о том, как Булгаков писал этот текст: «Писал ночами «Белую гвардию» и любил, чтоб я сидела около, шила. У него холодели руки, ноги, он говорил мне: «Скорей, скорей горячей воды». Я грела воду на керосинке, он опускал руки в таз с горячей водой». И вот в этих таких трудных условиях Булгаков пишет свой текст.

Кроме воспоминаний Лаппы, можно вспомнить, например, замечательные страницы «Записок покойника», где автобиографический персонаж пишет тоже роман, который называется «Черный снег», и, конечно, подразумевается именно «Белая гвардия» в виду. Вот давайте эти две вещи помнить: это заветная книжка, которая пишется в то время, ночью, по ночам, потому что днем все силы отнимают фельетоны, и второе - эту книгу пишет не просто свидетель, эту книгу пишет участник событий, воевавший на одной из сторон, воевавший на той стороне, которая проиграла. Но, так или иначе, в силу разных обстоятельств, прежде всего в силу того, что он был патриотом России (простите за эти громкие слова, но их можно, мне кажется, вполне сказать), он решает остаться в той стране, где победили те, с кем он воевал, победили его враги. Мне кажется, это довольно многое объясняет в «Белой гвардии», в том, какую тему Булгаков выбрал для этого своего романа, и в том, как эта тема в романе решена.

Перед тем, как начать разбор этого произведения, напомню только еще, что Булгаков первоначально собирался писать трилогию. Это должна была быть трилогия, где «Белая гвардия» должна была быть только первой частью, а в целом должен был быть описан весь период Гражданской войны, однако в результате Булгаков ограничился только этим романом, который потом был переработан в пьесу «Дни Турбиных», завоевавшую огромную популярность на сцене МХАТа, на сцене Художественного театра.

Эпиграфы из Пушкина и Апокалипсиса

Вот теперь мы можем переходить к разговору непосредственно уже об этом произведении, и я предлагаю ключ в нем попытаться увидеть в эпиграфе, а вернее, в двух эпиграфах, которыми этот роман сопровождается. Я их прочту.

Первый эпиграф: «Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.

Ну, барин, - закричал ямщик, - беда: буран!

«Капитанская дочка». Второй эпиграф: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими…».

Ко второму эпиграфу Булгаков не сделал подписи. Он не объяснил, откуда этот эпиграф взят, и для этого были у него причины, прежде всего связанные с цензурой. В том же «Театральном романе» мы помним, что редактор Рудольфи, который читает роман «Черный снег», велит автору вычеркнуть три слова из этого текста, и все они связаны с религиозными мотивами. В частности, слово «Бог» вычеркивается. Но большинство читателей той поры, конечно же, прекрасно знали, что эта цитата взята из одного из самых читаемых, одного из самых известных текстов, входящих в состав Нового Завета, - из Апокалипсиса, из его 20-й главы. Вот попробуем с вами подумать и порассуждать немножко о том, почему Булгаков выбирает именно эти эпиграфы, именно с этих текстов, и, может быть, самое интересное, не просто, почему, а как эти эпиграфы с друг другом соседствуют, какой смысл высекается из соседства цитаты из «Капитанской дочки» и цитаты из Апокалипсиса.

С Пушкиным, казалось бы, все очень просто. Булгаков выбирает для эпиграфа такой снежный фрагмент: метель, снежным морем заволоклось все небо. И действительно, мотив холодной зимы, мотив снега, который заваливает город. Булгаков ни разу не называет Киев по имени в романе. Другие города называются, и Москва, и Петроград, Киев - нет, и это, конечно, добавляет символических коннотаций роману. Об этом мы еще поговорим с вами.

Так вот, действительно, Киев, засыпанный снегом, зимний Киев - действительно это такая важнейшая декорация для всего текста. Как мы помним, основное действие романа начинается с того, что из-под Киева в дом гостеприимных Турбиных весь замерзший, продрогший Мышлаевский приходит и отогревается у них возле этой печки. А печка - это тоже один из самых главных символов этого романа, и об этом тоже мы еще поговорим с вами обязательно сегодня. Но все-таки, как кажется, такого объяснения не достаточно.

Ну хорошо, ну снег. Почему, собственно говоря, нужно это выделять так, предпосылая всему тексту эпиграф из «Капитанской дочки»? Я думаю, что нужно обратить внимание на две вещи. Во-первых, нужно обратить внимание на то, что этот фрагмент «Капитанской дочки», а именно: Петрушу Гринева, Савельича и ямщика заносит снегом, и потом появляется Пугачев, вожатый, для того чтобы спасти их от снега, от этой метели.

Этот фрагмент, безусловно, перекликается со знаменитым пушкинским стихотворением, с одним из главных пушкинских поздних стихотворений «Бесы». И таким образом, очевидной становится перекличка этого фрагмента: через «Бесы» перекидывается мостик как раз к тому фрагменту Апокалипсиса, о кото...